Ричард Штерн - Вздымающийся ад [Вздымающийся ад. Вам решать, комиссар!]

— Ничего! — Вардайнер ощутил резкую боль в сердце, но в то же время его охватило чувство триумфа. Ему казалось, что адвокат перешел в оборону.

— Обратитесь к моему юристу, герр Шлоссер.

— Слишком поздно, — отрезал Шлоссер, — решать должны вы сами, и немедленно. В противном случае я намерен использовать все законные средства, чтобы запретить публикацию этих материалов.

— Доктор, вы мешаете мне работать, — заявил Вардайнер. — Прощайте!

Ассистент фон Гота сидел с Генриеттой Шмельц на ее вилле у озера Аммер и попивал сухое шерри. Разговор шел пока что ни о чем: о мягкой зиме, преимуществах деревенской жизни, о живописи барокко и музыке романтизма.

Через некоторое время фон Гота осторожно заметил:

— Вашего сына зовут Амадей, это имя выбрано явно не случайно. Вы, конечно, воспитали его так, чтобы мог разделить с вами любовь к прекрасному?

— До недавнего времени я верила в это, но сегодня сомневаюсь, — грустно признала фрау Генриетта. — Но то немногое, что я о нем знаю, дает надежду, что его все же больше тянет ко мне и моим интересам. Но есть еще его отец. Тот по-своему тоже его любит. Но в то же время старается отдалить сына от меня и пользуется самым эффективным средством — деньгами.

Фон Гота разглядывал медово-золотистое шерри в бокале.

— А вы не можете сделать так, чтобы ваш сын жил вместе с вами? Не можете изолировать его от дурного влияния отца?

— Это возможно, но тогда — окончательный разрыв с мужем. Для меня это значило бы только множество склок и волокиты.

— А это слишком высокая цена, если речь идет о сыне? — он заглянул хозяйке в глаза.

— Как вам пришло это в голову? — удивленно спросила она.

— Я пережил нечто подобное. Когда мне было десять, отец развелся с матерью. Отцу не важно было, что мать за все годы совместной жизни так и не попыталась его понять, и даже то, что иногда изменяла. Главное — он не хотел, чтобы она меня воспитывала. Вначале я очень страдал. Но сейчас понимаю, что всем хорошим во мне я обязан тому отцову решению. С той поры я научился думать, решать и отвечать за себя сам.

— Я уже тоже поняла, — призналась фрау Генриетта, лицо ее озарили розовые лучи заходящего солнца, — что решительный развод с мужем — единственная возможность удержать сына. Но тут вдруг погиб единственный человек, который мог помочь мне с разводом, — Хорстман.

— Рад, рад вас видеть, — сказал отставной комиссар Келлер. Навстречу ему по дорожке шел Конрад Кребс, ведя за руку Сабину.

— У меня милая спутница, — сообщил Кребс, подталкивая вперед девчушку.

— Меня зовут Сабина Фоглер, — малышка протянула руку Келлеру. — Где же ваш пес?

— Сейчас будет тут, — засмеялся Келлер и удивительно звонким голосом позвал пса, который тут же вылетел из ближайших кустов. Лохматый клубок черной шерсти с влажным носом и умными глазками дружелюбно вертел хвостом, обнюхивая всех по очереди, начиная с Келлера и кончая Сабиной.

Та восторженно уставилась на лохматое чудо, присев и погладив его.

— Ой, какая прелесть!

Псу это явно понравилось, он дружелюбно лизнул ей лицо. И Сабина тут же попросила разрешения погулять с ним по парку.

Келлер проводил их испытующим взглядом.

— Чудный ребенок. Доверчивый и дружелюбный. Но ей нужны внимание и ласка. Только для своего возраста она мне кажется слишком уж серьезной и как будто настороженной. Она вам кем-нибудь доводится?

— Нет, скорее можно сказать, что оказалась на пути следствия.

— Понимаю, это едва ли не самая сложная проблема в нашей работе, — задумчиво констатировал Келлер. — К сожалению, избежать этого не удается. Время от времени попадаешь в ситуации, которые вызывают в тебе конфликт между служебными обязанностями и обычными человеческими чувствами.

— Думаю, вы правы, — признал Кребс, испытывая на себе тяжкое бремя. — И нужно было такому случиться именно со мной… После тридцати лет службы…

— Поверьте, я вам немного завидую. Ну а теперь рассказывайте!

— Начальство принимает? — спросил Гольднер, влетая в кабинет к Вардайнеру. — Прибыл по вашему приказанию! Я твой верный оруженосец, и мое оружие — острое перо — к твоим услугам!

— Перестань дурака валять, — сердито бросил Вардайнер. — У меня не то настроение. Только что я вынужден был выслушать не слишком приятные упражнения в красноречии адвоката Шлоссера.

— Упражнения в красноречии? — усомнился Гольднер. — Не обольщайся, Шлоссер не из болтунов. Это не юрист, а бульдог какой-то, хватка у него мертвая!

— Пожалуй, ты прав, у меня сложилось такое же впечатление. Уж больно он мне действовал на нервы. Ну, не надо так смотреть, до инфаркта он меня не довел. Лучше прочти этот некролог на Хорстмана, Фюрст порезвился. Тебе это понравится.

Карл Гольднер взял оттиск первой полосы, упал в самое удобное кресло и привычно погрузился в чтение. Через пару минут сказал:

— Роскошно! Настоящая ода на смерть героя, аж слезы наворачиваются. Фюрст занят не своим делом, ему бы стихи писать.

— А больше тебе сказать нечего? Хорстман был ведь твоим другом.

— Но при чем тут дружба, — защищался Гольднер. — Что я мог поделать, если он давал понять, что знает обо мне столько всего…

— Не расстраивайся, со мной было то же самое. — Вардайнер даже прикрыл глаза. — Представляешь, он мне как-то мимоходом выдал такую информацию о моей личной жизни, что я чуть со стула не упал. И о Сузанне тоже. И не думай, что это были сплетни или так, слухи. Четкие факты, все точно, с именами, адресами и точным временем.

— Он что, хотел на тебя нажать?

— Ни в коем случае. Он только продемонстрировал свои возможности. Хотел любой ценой попасть в нашу редакцию. Он очень нас ценил, особенно меня и тебя. А я, естественно, не хотел упускать такого ценного сотрудника.

— Только теперь он мертв. И меня это убивает. Где же был его пресловутый нюх, если не заметил, что дело запахло могилой? Как это могло быть, что дал прямо на улице раздавить себя в лепешку?

— Перестань, пожалуйста, мне и так нехорошо, — устало остановил его Вардайнер. — Как вспомню, так сердцу плохо.

— Тебе бы, Петер, хоть немного отдохнуть. И вообще разрядка нужна.

— Ты прав, но не могу, пока все это не останется позади!

— Нет, тебе явно нужно переключиться! — заботливо настаивал Гольднер. — Не хочешь расслабиться? Ингеборг тебя ждет, она мне говорила, а моя квартира всегда в твоем распоряжении.

— Да, Ингеборг, — нерешительно протянул Вардайнер, словно сам вслушиваясь в свои слова. — Конечно, она ужасно милая… И с ней было прекрасно. Но продолжать я не хочу.

— Ты хочешь сказать, что уже не можешь?

— Не в этом дело, — Вардайнер говорил тихо, словно убеждая сам себя. — Но вот Сузанна… Какая б ни была она жена, в эти тяжелые дни она со мной… Я это знаю и не хочу ее потерять.

— Тогда тебе лучше сказать все Ингеборг прямо. Поговори, она девушка умная. Ключ для нее я оставил у портье, наверное, она уже ждет.

Поверенный в делах Шлоссер во время частного визита к генеральному прокурору доктору Гляйхеру.

Шлоссер:

— Уверяю, я не стал бы вас беспокоить, не знай о вашей самоотверженной борьбе с нарушениями законности. И на этом весьма настаивали мои клиенты, господа Тириш и Шмельц. Дело не терпит отлагательства.

И доктор Шлоссер предложил доктору Гляйхеру фотокопии оттисков полос завтрашнего номера «Мюнхенских вечерних вестей». На первой — статья Вардайнера, на второй — некролог на Хорстмана, на третьей — статья с документальной информацией, дополнявшей первую. К ним адвокат присовокупил заявление хозяев «Мюнхенского утреннего курьера», что по закону они являются владельцами использованных материалов. И наконец, свое собственное обращение к генеральному прокурору, в котором требовал принять меры, чтобы до окончательного решения вопроса принадлежности спорных документов использование их нынешним владельцам было запрещено.

Тщательно проштудировав документы, Гляйхер заметил:

— Да, выглядит это неважно. Уже даже сам образ действий. Провокационный удар, который противоречит самим основам корректного поведения и совершенно чужд всем принципам, на которых основано наше свободное демократическое общество. Но с другой стороны, есть некоторое несоответствие. Вы представили мне страницы газеты, которая еще не вышла. Кто гарантирует мне, что статьи выйдут в свет именно в этом виде? И еще, коллега, требование принять меры против использования материалов, принадлежность которых еще предстоит установить суду, в первую очередь касается лица, против которого материал направлен, то есть Шрейфогеля. Вы имеете полномочия действовать и от его имени?